Daria Morgendorpher писала: А ты куда пропадаешь? На работе, да?
Да. Кстати, хотел попросить, чтобы ты свой фанфик (идеи), ссылку на который на форуме ты давала, скомпоновала в Ворде и прислала на мыло. Просто форум исследовать сложно.
Шторм, ваша повесть о браках заключающихся на небесах меня очень задела. Отличный рассказ получился... Приятно знать, что вы примерно того же склада мысли что и я. f:)
Вот переделала "наследника". Наконец-то. постаралась сделать так, чтобы не было несоответствий со всеми официальными источниками. Также здесь изложена моя версия о появлении прайда Зиры.
Диана Ямщинина писал(а): мираж, какая классная работа! Можно,я её некоторым своим друзьям с другого форума покажу? Можно? Честное пионерское, все отзывы я напишу сюда!
Можно, но лучше пиши про мой второй фанфик "история Копы и Витани", он лучше.
Хух, таки нашел время и написал то, что давно запланировал. Текст ниже – размышление на тему, что было бы, если известные писатели взялись написать книгу «Король Лев». Включите юмор, всерьез не воспринимать :).
Эрнест Хэмингуэй.
– Сараби, – сказала одна из львиц.
– Что? – спросила Сараби.
– Ваш муж погиб, – сказала львица. – Его затоптали антилопы-гну.
– Жаль, – сказала Сараби. – А что мой сын?
– Он бежал в пустыню. Никто не знает где он.
– Жаль, – сказала Сараби.
Львица не могла скрыть своего горя. Ее муж погиб при неизвестных обстоятельствах. Ее сын бежал, и кто знал, что могло случиться с ним в пустыне? Он мог погибнуть от недостатка воды. Его могли убить гиены. Все эти мысли вызывали в любящей матери тревогу. Глядя на львицу, доложившую ей печальную весть о смерти мужа и бегстве сына, Сараби осознала, что ее жизни грозят перемены.
Лев Толстой.
На рассвете того дня что уже долгое время не давал покоя всем жителям необъятной саванны, раскинувшейся на многие-многие горизонты, к Муфасе, что в то время являлся королем этих земель, а следовательно, и вожаком благородного прайда львов живших в ней, пришла молодая львица. У нее было гибкое тело, словно выточенное самой природой из цельного нерушимого камня, укрытое нежной, но в тоже время грубой шерстью. Цепкие зеленые глаза смотрели с неясной тревогой, будто в голове львицы постоянно совершались некие вычисления, а разум ее был объят целым ворохом разных мыслей. Ее походка была галантной и плавной, словно она не ходила вовсе, а лишь поддавалась дуновеньям ветра и плыла на них как прелый листок, сорванный осенней бурей. В прайде поговаривали, что из нее вырастет достойная охотница, иные полагали, что с ее склонностью к нежности и любящими повадками прирожденной матери она будет замечательной нянькой для детенышей, чьи родители по каким-либо причинам не способны уследить за ними в первые годы жизни. Но я считаю нужным заметить, что эта львица имеет весьма скромное отношение к нашей истории, а потому не вижу смысла останавливаться на ней подробно.
Стефани Майер.
И сейчас я смотрела на Скара, прячущегося от дождя под навесом Скалы Прайда. Я чуяла запах его мокрой гривы. Ощущала холодный, почти безразличный взгляд карих глаз. И этот шрам… что же он скрывает.
Не в силах отвести зачарованного взгляда, я вдруг четко осознала три вещи:
Во-первых, он злой и хладнокровный тиран.
Во-вторых, он убил моего мужа.
И, в-третьих, я безоговорочно в него влюблена.
Патрик Зюскинд.
Симба взошел на Скалу Прайда. Волнистый шлейф утренних запахов достиг его носа. Он учуял легкий, молочно-сырный, чуточку приторный аромат шерстки детенышей, мирно спавших возле их матерей, пахнущих горячим распаленным, полным солнечных испарений запахом. Призрачно-ускользающий запах весенней любви исходил от Налы, чье тело уже впитало холодную влагу дождевой воды и горячий дурман первой охоты. От нежной шерсти ее загривка доносился искристый, раскидисто-вялый запашок белых цветов. Симба учуял и далекий, звучащий как эхо ветра, но крепкий как земля могучий зеленый запах цветущего баобаба.
Эдгар Алан По.
Даже спустя годы Симба не мог оправиться от того испепеляющего взгляда, что подарил ему однажды дядя Скар на Скале Прайда. Этот взгляд, полный первобытной ненависти, взгляд пылающий, будто тысячи чертей затеяли в нем свою адскую пляску. Он не мог забыть, как его дядя стоял на скале, изрытой тысячами трещин, и яростный ветер трепал его вороную гриву. В тот день вся саванна обрела дикие, неестественные очертанья, ветки деревьев скрючились, протягивая к нему свои тонкие когти, словно пытались утянуть Симбу в бездну его темных, полных липкого мрака мыслей. Оцепеневший от мистического страха, подавленный и разбитый он просыпался спустя годы и рыдал, силясь изгнать ужас, поселившийся в его теле.
Зигмунд Фрейд.
Трудно переоценить величину моральной травмы, которую получил Симба после смерти отца. Считаю нужным отметить и тот факт, что Симба воспитывался в преимущественно женской среде, что могло иметь противоречивые последствия для его психологического развития. Вероятно, Эдипов Комплекс все же возобладал в нем, и Симба не решался вернуться в родные края именно по этой причине. Какую бы ненависть не пытал он к дяде Скару, он понимал, что психологически зависим от него, и вероятно даже испытывает то, что обычно называют любовью.
Марина Цветаева.
Помню, помню так ярко и броско, как будто смотрю на рисунок, намалеванный Рафики; – Скар был моим дядей, или точнее было бы сказать, остается моим дядей, несмотря на всю причиненную боль и, несмотря на скоропостижную его – моего дяди – смерть. Он не был злым, скорее мир, окружавший его худое тело, попеременчиво выглядел то злым, то броским и кусачим, как невоспитанный детеныш – но не такой, который воспитывается одиночкой, сам по себе в саванне, – если конечно такое вообразимо, – а вроде того детеныша, что изласкан вниманьем матери и нянек, но остается злым.
Прядки черных волос, нет, не таких, как можно представить, глядя на чью-то жиденькую поросль, пусть другие и назовут ее королевской, а меня – впечатлительной; – нет, его грива была какой-то особенной, подвижной, настоящей, как рассвет, заходящий на бледном небе, а не как его отражение на стеклянной глади пруда. Его рот – презрительный, как вы поняли, уголками вверх, а глаза цепкие от природы, тоесть – уголками вниз; – его рот и глаза создавали его самого. Как он начался для меня, или точнее было бы сказать, как началась для него я – это история длинная и витиеватая, полная, как и водится недомолвок и откровенно-львиного сарказма.
Скотт Фрост.
Меня зовут Симба. Вчера я упал со скалы и прокатился по терновнику. Надеюсь, гиены не решатся последовать за мной. По иронии, большинство колючек, что могло бы их задержать, сейчас у меня в шкуре.
Оказывается, ломать кости больно. Рана на боку распухла и неприятно пульсирует. Еще из лапы течет кровь. Такая темная, странная. Надо бы вернуться и стереть ее, а то гиены учуют. Надо мной постоянно кружат какие-то птицы. Жаль, что я не успел спросить отца, что они делают. Так я бы знал, как можно от них отбиться.
Интересно как там папа? Мама, наверное, здорово переживает.
P.S. Львицы так и не научили меня драться. Такое ощущение, что они могут только болтать и умываться. Если на меня нападут, я почти наверняка погибну. Несправедливо!
Ги де Мопассан.
Симба томно смотрел, как по невинно-кремовой шерсти Налы соблазнительно струились лучи солнца. Желание поднималось в нем могучей волной, и короткий, но оттого не менее цепляющий взгляд Налы только разжигал его. Львица двигалась с изысканной грацией прирожденной охотницы, что могла завалить любого противника, в том числе и влюбленного в нее льва. Какая-то детская легкость, но в тоже время и женственная покладистость ее натуры вызывали в голове Симбы приятные, но стыдные мысли. Могло показаться странным, что после стольких лет разлуки, буйное желание обуздать эту страстную натуру возымело вверх. Но чего еще ждать от самца, прожившего годы в голодном, лишенном любви изгнании?
Фрэнк Герберт.
– Бог создал саванну для воспитания веры, – проговорил отец с приглушенным рыком.
Симба не услышал, а скорее почуял легкие ноты усталости и раздражения на глубине его высказывания. Он различил так же легкое сомнение, ведь отец понимал всю опасность ноши, что возлагает на сына.
Раскаленные пески саванны шипели от дуновений ветра. Потоки времени вихрились над просторами этих диких земель. Каждой своей шерстинкой Симба ощущал бурную силу, что невидимыми нитями наполняла саванну.
«Я источник этой силы, – с внезапной усталостью осознал он».
Разгадав на каком-то уровне восприятия ход мыслей сына, старый лев кивнул, и его глаза сверкнули.
«Он понимает, – смутная мысль в голове детеныша обрела очертанья. – Он понимает, что по-другому нельзя. Это чудовищное бремя либо сделает меня божеством, либо погубит».
Прикольно! Не могу оценить Цветаеву, так как не припомню, чтобы она писала прозу. Но По, Толстой и Хэмингуэй - просто блеск! Серьёзно, давно так не ржала!
I breathe, clouds beneath my window I see rockets in the sky I feel satellites in Limbo I breathe, oxygen up high
Друзья! Предлагаю совместную литературную игру!
Я напишу здесь кусочек рассказа,сложившегося у меня в голове, а вы придумаете к нему дальнейшее развитие событий, кульминацию и развязку? Согласны?
I breathe, clouds beneath my window I see rockets in the sky I feel satellites in Limbo I breathe, oxygen up high
